Пашка валяется на полу, класс собирается толпой вокруг этого тела, а Богдан быстро уходит из класса. Я же стою как дура посреди кабинета, не зная, что делать. Бежать за Шелестом или остаться на урок.

– Что, довольна, Гольштейн? – шипит Соколова, нависающая над Сомовым.

– Более чем, – откидываю волосы назад, смотря на нее с вызовом, но она лишь отворачивается.

Школу сотрясает звонок, и я понимаю, что в класс вот-вот придет учитель. Хватаю учебник и уже на ходу засовываю тот в сумку.

– Богдан, – ору, пытаясь его догнать.

Шелест же идет, словно не слышит моих воплей.

– Богдан, – хватаю за руку, пытаясь остановить эту машину.

– Что?

– Извини меня. Я, прости… – облизываю губы, краснея от его злобного взгляда.

– Знаешь, Герда, ты права, нам не стоит общаться.

– Что? Почему? – вздрагиваю от его слов, словно от пощечины.

– Ты прибежала кидаться в меня обвинениями сразу. Ты даже не думала, сразу сделала меня виноватым. Хотя я не давал тебе повода так обо мне думать, Герда, не давал.

– Богдан, я, просто…прости, – скулю, как собачонка, но Шелесту, кажется, плевать, он даже не смотрит в мою сторону.

– Иди на урок, – с этими словами он выходит во двор школы, оставляя меня одну посреди пустого коридора.

Чувствую себя раздавленной. Что мне теперь делать? Возвращаться в класс нет ни сил, ни желания. Всхлипнув, иду в столовую. Сажусь в самый дальний угол и сижу так до большой перемены. На ней-то и начинается самое интересное.

Богдан.

Оставив Геру в коридоре, иду в спортзал. Во мне кипит злость, и если я сейчас не сниму стресс, то точно кого-нибудь выхлестну. Торчу в секции карате до обеда. Хорошо, что занятия идут постоянно и внимания я не привлекаю.

На большой перемене возвращаюсь в школу. Не мешало бы пожрать. По дороге встречаю Катюху, она подбегает ко мне с ошалелыми глазами.

– Шелест, блин, тебя исключить хотят, – переступает с ноги на ногу, – пошли в подсобку, расскажу все.

Мы быстро спускаемся вниз. Катька запрыгивает на стол.

– Че ты несешь?

– Я? Это ты. Ты зачем Павлика вырубил? Его папашка опять приперся к директрисе. Они там уже совет собрали, чтобы тебя отчислить.

– Че за дурь? Этот ущерб сам стулом махал.

– Короче, если что, я за тебя.

– Спасибо за заботу. Где, ты говоришь, они все?

– В актовом зале. Ты что? Собрался туда идти? Ты больной? Сиди здесь, может, все мирно и решится.

– Ага, как же.

Бегом несусь в актовый. У двери замираю и считаю до пяти.

Пять. Открываю дверь.

– Здрасьте, – ищу глазами Марину.

Она стоит у окна. На меня не смотрит. Черт, я опять ее подвел. Сжимаю руки в кулаки.

– Явился, – бубнит директриса.

Оборачиваюсь, натыкаясь на улыбающуюся рожу Павлика. Ну не с*ка ли?

– Одно предупреждение у тебя уже было.

Киваю.

– Ты же понимаешь, что, когда мы разговаривали с тобой в прошлый раз, я не шутила.

– Понимаю.

– Тогда ты знаешь, что будет дальше.

– Не хочу себя оправдывать, но виноваты мы оба…

Маргарита Владимировна скептически улыбается. Она уже все решила. Ну или отец Сомова ей забашлял.

– Что-то на твоем лице я не вижу ни единого этому подтвержде…

Дверь в зал распахивается с грохотом. Все присутствующие молниеносно направляют туда взгляды.

– Здравствуйте, – Герда, запыхавшаяся от быстрого бега, быстро сканирует присутствующих.

– Тебе чего, Гольштейн? Выйди! Не видишь, у нас совет!

– Это я во всем виновата, – говорит громко, делая шаг в сторону Маргариты, – Богдан заступился за меня. Его не нужно исключать. Пожалуйста. Сомов сам все спровоцировал, – кидает на него злобный взгляд, – сам. Он хотел ударить Шелеста стулом. Что ему оставалось делать? Мы все виноваты.

– Это правда? – директриса хмурится, многозначительно смотря в мою сторону.

– Ну, как бы да.

– Ты у нас что, рыцарь?

Отрицательно качаю головой.

– Ладно, – раздраженно смотрит на Сомова, – все трое до экзаменов будете отрабатывать свое плохое поведение работами по школе.

Гера несколько раз кивает, расплываясь в благодарной улыбке.

– Шелест. Ты меня понял?

– Понял-понял.

– Маргарита Владимировна, – вмешивается отец Сомова, – вам не кажется…

– Не кажется. Девочка права, виноваты все. Поэтому и исключать нужно всех троих, – склоняет голову.

Сомов старший ретируется.

– Вот и отлично. Каждое утро вам будут давать задания, которые нужно выполнять после уроков.

Сомов прожигает Геру взглядом. Еще немного – и он прямо здесь вцепится ей в волосы.

– Герда, Богдан, зайдите в мой кабинет, – после всех речей просит Ма и удаляется из зала.

Выхожу за дверь. Гера идет следом. Молчим. В кабинете атмосфера очень уж нехорошая.

Сажусь в кресло, барабаня пальцами по боковой спинке. Герда усаживается на стул.

– Вы что вообще творите? – без подводок начинает Марина, поворачиваясь к нам лицом. Она стоит у окна.

– Извините.

Смотрю на красную Геру. Молчу.

– А ты извиниться не хочешь?

– Перед тобой да, мне стыдно, что все выставили так. Но я не виноват.

– Вы только посмотрите на него. Богдан, – голос становится строгим, – я тебя выпорю в следующий раз. Один стульями дерется, другой, кандидат в мастера спорта, между прочим, применяет приемы ВНЕ ринга, третья вообще до потери сознания напивается, – Марина разводит руками.

Издаю смешок, вспоминаю Геру с ее пируэтами. Гольштейн становится настоящим помидором, все ниже пряча взгляд.

– Еще раз, Богдан, еще хоть раз, – размахивает руками, – убери свою улыбку!

– Я все понял, – говорю спокойно, – абсолютно.

Марина прожигающим взглядом смотрит мне в глаза, и я чувствую, как ее медленно попускает.

– Ладно, идите.

Гольштейн поднимается на ноги, закрывая лицо ладонью.

– Герда, у тебя все в порядке? – интересуется Ма.

А я и так прекрасно понимаю, что них*ра у нее не в порядке. В два шага преодолеваю расстояние между нами, резко отнимая ее руку от лица. Как я и думал, все в крови.